Посмотри, какой прекрасный мир получился после Регнарека! (с)
"Не возвращайся".
о расовом филогенезе, орках и происхождении Дексима.
читать дальшеЛаш гра-Душник ежилась в постели. Озноб бил, невзирая на то, что в комнате было натоплено, а снаружи пригревало солнышко.
Это был знатный, крепкий дом; один из самых высоких в городе - когда она еще выходила на улицу, то специально отсчитывала этажи - нет, шпили поместья, заостренные, царапающие пронзительно-голубой небосвод, поднимались выше прочих. В стеклянных (какая роскошь!) оконцах играло веселое солнышко; по чистым, блестящим не хуже оконных стекол, полам расхаживала гордая своей красотой, силой и статусом хускарл по имени Йордис. Лаш знала, что та почти не спускается вниз, в свою комнату - там, где, среди бочек, лежала соломенная скатка. В Солитюде не было принято обращаться со слугами лучшим образом, чем с собаками; но почему-то Лаш думала, что хозяин дома просто не заглядывал в каморку хускарла. Как он мог допустить, чтобы хускарл спал хуже, чем шахтеры в разрушенном Колгескре?
Сама Лаш отсиживалась в богатой спальне наверху и читала. Книг было много. Тысячи строчек, складывающихся в тысячи историй, отвлекали от шевелящейся тяжести в животе.
"Совет целителей Имперского университета" убаюкивает воспаленный ум:
"В основном, полукровки наследуют расовые черты матери..."
* * *
"...хотя могут присутствовать и расовые черты отца."
"Дядя" сверлит ее уничижительным взглядом, пока "народный герой" воркует, склонившись над изящной, коловианского стиля, колыбелькой. Год назад он, сосланный - в связи с появлением Лаш - на роль "коваль-жены" и очень этим недовольный, но утешавшийся тем же "филогенезом" - бурчал, что орку эта хрупкая люлька уже через неделю будет коротковата. Оказалось - в самый раз.
В постели весело сучил ножками бретонец.
- Я назову его Дексимус, - сообщает, с усилием разогнувшись, счастливый папаша. Он "филогенеза" не читал, и как чистокровная орчиха может родить бретонца, не задумывается. Лаш тоже не комментирует, комкая пальцами край одеяла.
- "Десятый"? - знакомый со старосиродильским счетом (в основном по званиям - десятник, сотник...) Горбаш даже опешил. - А где ж еще девять?
Лаш вспоминает, что слышала такое имперское имя - Децимус.
Горбаш заглядывает в люльку и снова сердито косится на сестру, как будто она во всем виновата. В том числе в том, что, по-видимому, не Бургук был ее отцом.
* * *
Дева меча - Йордис Лаш не любит. Не любит ее вечно оскаленную морду; постоянное ворчание - нет, Лаш не заговаривает с ней, но вечно бормочет над книгами, проговаривая строчки - безостановочное рычание горного тролля. Не любит, когда та торчит в оружейной, лязгая молотом - Лаш не может сидеть сложа руки, поэтому целые дни проводит, начищая, подгоняя, ремонтируя и подтачивая оружие и доспехи, что приносят из дальних походов тан и его супруг. Да, и количество орков в некогда приличном доме Йордис тоже не по нраву.
- Целых два с половиной орка, - мрачновато-ласково отмечает хускарл, ловя бегущего за кошкой "таненыша" за три шага до лестницы. Маленький Дексим скалит клычки, получает легкий щелчок в лоб - и, сжав губы, моментально превращается из орчонка в бретонца.
Иногда она вспоминает, как у двух черных лошадей - давно еще, на отцовской ферме, - родился беленький жеребенок. Отец объяснял, что это потому, что у обеих лошадок в родословной были белые кони, и жеребенок вышел в них. Беленького Мороза продали в Рифтен.
* * *
Пройдет совсем немного времени, прежде чем Децимус Финн начнет приносить домой синяки, выбитые зубы, в кровь сбитые костяшки и главную детскую обиду: "почему я не такой, как все? а какой я?". Начнет поджимать губы - к счастью или к несчастью, но клыки у него много меньше орочьих, и кожа не зеленая, а смугло-золотистая, как у скачущих по скалам Изгоев. Просто страшненький бретон. Такого не отвезешь к бабушке, чтобы прошел испытание и стал кровником племени.
Лаш косится на меч, что сама закрепила в спальне над постелью.
Клинок, что вместо письма от матушки принес в разрушенный Картварстен бретонец, посуливший ей дом в обмен на сына. Клинок, вобравший все чувства, что испытывала Гарол к беглой дочери - страх, тоску, горе, позор... облегчение.
"Не возвращайся".
о расовом филогенезе, орках и происхождении Дексима.
читать дальшеЛаш гра-Душник ежилась в постели. Озноб бил, невзирая на то, что в комнате было натоплено, а снаружи пригревало солнышко.
Это был знатный, крепкий дом; один из самых высоких в городе - когда она еще выходила на улицу, то специально отсчитывала этажи - нет, шпили поместья, заостренные, царапающие пронзительно-голубой небосвод, поднимались выше прочих. В стеклянных (какая роскошь!) оконцах играло веселое солнышко; по чистым, блестящим не хуже оконных стекол, полам расхаживала гордая своей красотой, силой и статусом хускарл по имени Йордис. Лаш знала, что та почти не спускается вниз, в свою комнату - там, где, среди бочек, лежала соломенная скатка. В Солитюде не было принято обращаться со слугами лучшим образом, чем с собаками; но почему-то Лаш думала, что хозяин дома просто не заглядывал в каморку хускарла. Как он мог допустить, чтобы хускарл спал хуже, чем шахтеры в разрушенном Колгескре?
Сама Лаш отсиживалась в богатой спальне наверху и читала. Книг было много. Тысячи строчек, складывающихся в тысячи историй, отвлекали от шевелящейся тяжести в животе.
"Совет целителей Имперского университета" убаюкивает воспаленный ум:
"В основном, полукровки наследуют расовые черты матери..."
* * *
"...хотя могут присутствовать и расовые черты отца."
"Дядя" сверлит ее уничижительным взглядом, пока "народный герой" воркует, склонившись над изящной, коловианского стиля, колыбелькой. Год назад он, сосланный - в связи с появлением Лаш - на роль "коваль-жены" и очень этим недовольный, но утешавшийся тем же "филогенезом" - бурчал, что орку эта хрупкая люлька уже через неделю будет коротковата. Оказалось - в самый раз.
В постели весело сучил ножками бретонец.
- Я назову его Дексимус, - сообщает, с усилием разогнувшись, счастливый папаша. Он "филогенеза" не читал, и как чистокровная орчиха может родить бретонца, не задумывается. Лаш тоже не комментирует, комкая пальцами край одеяла.
- "Десятый"? - знакомый со старосиродильским счетом (в основном по званиям - десятник, сотник...) Горбаш даже опешил. - А где ж еще девять?
Лаш вспоминает, что слышала такое имперское имя - Децимус.
Горбаш заглядывает в люльку и снова сердито косится на сестру, как будто она во всем виновата. В том числе в том, что, по-видимому, не Бургук был ее отцом.
* * *
Дева меча - Йордис Лаш не любит. Не любит ее вечно оскаленную морду; постоянное ворчание - нет, Лаш не заговаривает с ней, но вечно бормочет над книгами, проговаривая строчки - безостановочное рычание горного тролля. Не любит, когда та торчит в оружейной, лязгая молотом - Лаш не может сидеть сложа руки, поэтому целые дни проводит, начищая, подгоняя, ремонтируя и подтачивая оружие и доспехи, что приносят из дальних походов тан и его супруг. Да, и количество орков в некогда приличном доме Йордис тоже не по нраву.
- Целых два с половиной орка, - мрачновато-ласково отмечает хускарл, ловя бегущего за кошкой "таненыша" за три шага до лестницы. Маленький Дексим скалит клычки, получает легкий щелчок в лоб - и, сжав губы, моментально превращается из орчонка в бретонца.
Иногда она вспоминает, как у двух черных лошадей - давно еще, на отцовской ферме, - родился беленький жеребенок. Отец объяснял, что это потому, что у обеих лошадок в родословной были белые кони, и жеребенок вышел в них. Беленького Мороза продали в Рифтен.
* * *
Пройдет совсем немного времени, прежде чем Децимус Финн начнет приносить домой синяки, выбитые зубы, в кровь сбитые костяшки и главную детскую обиду: "почему я не такой, как все? а какой я?". Начнет поджимать губы - к счастью или к несчастью, но клыки у него много меньше орочьих, и кожа не зеленая, а смугло-золотистая, как у скачущих по скалам Изгоев. Просто страшненький бретон. Такого не отвезешь к бабушке, чтобы прошел испытание и стал кровником племени.
Лаш косится на меч, что сама закрепила в спальне над постелью.
Клинок, что вместо письма от матушки принес в разрушенный Картварстен бретонец, посуливший ей дом в обмен на сына. Клинок, вобравший все чувства, что испытывала Гарол к беглой дочери - страх, тоску, горе, позор... облегчение.
"Не возвращайся".