Посмотри, какой прекрасный мир получился после Регнарека! (с)
Я закрываю глаза, и слышу пиканье автопилота. Сколько лет за рулем, а все не привыкну к этой дряни - вздрагиваю и хватаю руль, пытаясь выровнять грузовик, хотя он идеально катит по трассе. Ненавижу свою работу.
Но об это следовало думать до того, как близняшки Шери и Тери подарили мне по паре близняшек, которых я не могу различить. Теперь я грузчик, у меня две жены и четверо детей. Они не ссорятся, привыкли делить все пополам с зачатия - уютный мрак материнской утробы, теплое одеяло в холодную ночь, крючок в заваленной снегом школе, и Нельсона - тоже пополам. Спасибо и на том, что не буквально, как сделали бы они, будь между ними хотя бы год разницы.
Грузовик плавно входит в кажущиеся узкими ворота, и я чувствую смутную гордость. Даже шеф не всегда так умеет. Вот он, кстати - портфель под мышкой, стрижка бобриком и та кажется поникшей по сравнению с тем, что еще бережно хранит моя память. Эль Барто неожиданно взялся за ум и съехал от родных. Вернее, сначал он сделал глупость, из-за которой съехал от родных (кстати, вот и глупость, вышла следом из сараюшки, служащей нам офисом. Привет, мистер Шестерка! Забираете женушку с работы? Хааа-ха), а потом "глупость" заставила его взяться за ум. Получилось неплохо, совсем неплохо, и вот я уже работаю на пацана, который меня колотил и преступника, который пытался его убить.
Когда я только пришел наниматься, Барт смотрел на меня с таким торжеством, что я совсем перестал ждать хорошего от новой работы. Потом вздохнул, подписал заявление о приеме и больше я его вообще не слышал. Назначения передавались через секретаря, тоже смутно знакомого, скорее даже кисловатым душком от него, чем бледной рожей.
Когда проводишь за рулем большую часть суток, ты либо свихнешься, либо начнешь философствовать, либо уснешь. У меня не получается ни то, ни другое, ни третье: даже призрак отца, что я видел в каждой березке, перестал меня преследовать. Сразу, как обзавелся детьми. Когда четверо захныкали хором, я пулей помчался в Быстромаркет за палочками забвения. Отец был прав - я вырос и понял...
Но все же я лучше его, потому что вернулся.
Второй мой призрак не приходит робкой тенью - он объемен, улыбчив и зовется Президент Симпсон. Я у ней в детстве саксофон отбирал, потом она вдруг попыталась меня полюбить, и, хотя сказки про Красавицу и Чудовище не получилось, я скучаю по ней. Милсхауз ходит за президентом, как тень - первый помощник, надо же. Теперь мне его даже немного жаль: даже выбравшись на самый верх, он все равно оставался приложением к кому-то более умному, харизматичному, сильному. Хотя, если верить рассуждениям Фринка (все слушали рассуждения Фринка. Просто не все это поняли и скоро забыли), в какой-то из несбывшихся реальностей он стал главой семьи. Вышло плохо, особенно для Лизы.
Боб и Барт пересекают двор - патлатый комик приобнимает своего дружка за плечи. Они давно живут сами по себе и ничего не боятся, кроме... угадааали. "Вендетта! Вендетта! Вендетта!" - кричал невероятно хорошенький мальчик, похожий на Боба, которого невообразимо красивая мама уводила с нашего двора. Франческа Терв... Тер... Сайдшоу, пусть так, едва ли простила мужу уход к человеку, что когда-то разрушил их счастливую жизнь на Тоскане. А что это значит? Вендетта! Вендетта! Вендетта!
Я ловлю себя на том, что сам мурлычу это словечко под нос, пока Боб запирает ворота.
Вечер окутывает нас липким и теплым мраком. Изредка возникая в свете фонарей, отдаляются силуэты Барта и Роберта. Как-то раз я заглянул в их окно - Барт долго-долго орал на Боба, потом тот сгреб его в охапку, с поразительной для пятидесятилетнего сноровкой перепрыгнув обеденный стол и... я убежал, потирая глаза так, будто они кровоточили. В детстве я обожал смотреть на счастливые семьи и представлять себя их частью, но в этом бардаке я участвовать не хотел бы.
Я тоже тащусь домой. Дома ждут девочки - целых шесть штук, - пиво из морозилки, телевизор и плакат "Голосуй или проиграешь" с изящно причесанной Лизой на месте дырки в обоях. В какой-то другой реальности президент я, Лиза - жена Милсхауза, Барт сидит и Боб казнен.
Когда мои генетически идентичные женушки синхронно целуют меня в щеки, я вдруг думаю, что сейчас все, в общем-то, неплохо.
Но об это следовало думать до того, как близняшки Шери и Тери подарили мне по паре близняшек, которых я не могу различить. Теперь я грузчик, у меня две жены и четверо детей. Они не ссорятся, привыкли делить все пополам с зачатия - уютный мрак материнской утробы, теплое одеяло в холодную ночь, крючок в заваленной снегом школе, и Нельсона - тоже пополам. Спасибо и на том, что не буквально, как сделали бы они, будь между ними хотя бы год разницы.
Грузовик плавно входит в кажущиеся узкими ворота, и я чувствую смутную гордость. Даже шеф не всегда так умеет. Вот он, кстати - портфель под мышкой, стрижка бобриком и та кажется поникшей по сравнению с тем, что еще бережно хранит моя память. Эль Барто неожиданно взялся за ум и съехал от родных. Вернее, сначал он сделал глупость, из-за которой съехал от родных (кстати, вот и глупость, вышла следом из сараюшки, служащей нам офисом. Привет, мистер Шестерка! Забираете женушку с работы? Хааа-ха), а потом "глупость" заставила его взяться за ум. Получилось неплохо, совсем неплохо, и вот я уже работаю на пацана, который меня колотил и преступника, который пытался его убить.
Когда я только пришел наниматься, Барт смотрел на меня с таким торжеством, что я совсем перестал ждать хорошего от новой работы. Потом вздохнул, подписал заявление о приеме и больше я его вообще не слышал. Назначения передавались через секретаря, тоже смутно знакомого, скорее даже кисловатым душком от него, чем бледной рожей.
Когда проводишь за рулем большую часть суток, ты либо свихнешься, либо начнешь философствовать, либо уснешь. У меня не получается ни то, ни другое, ни третье: даже призрак отца, что я видел в каждой березке, перестал меня преследовать. Сразу, как обзавелся детьми. Когда четверо захныкали хором, я пулей помчался в Быстромаркет за палочками забвения. Отец был прав - я вырос и понял...
Но все же я лучше его, потому что вернулся.
Второй мой призрак не приходит робкой тенью - он объемен, улыбчив и зовется Президент Симпсон. Я у ней в детстве саксофон отбирал, потом она вдруг попыталась меня полюбить, и, хотя сказки про Красавицу и Чудовище не получилось, я скучаю по ней. Милсхауз ходит за президентом, как тень - первый помощник, надо же. Теперь мне его даже немного жаль: даже выбравшись на самый верх, он все равно оставался приложением к кому-то более умному, харизматичному, сильному. Хотя, если верить рассуждениям Фринка (все слушали рассуждения Фринка. Просто не все это поняли и скоро забыли), в какой-то из несбывшихся реальностей он стал главой семьи. Вышло плохо, особенно для Лизы.
Боб и Барт пересекают двор - патлатый комик приобнимает своего дружка за плечи. Они давно живут сами по себе и ничего не боятся, кроме... угадааали. "Вендетта! Вендетта! Вендетта!" - кричал невероятно хорошенький мальчик, похожий на Боба, которого невообразимо красивая мама уводила с нашего двора. Франческа Терв... Тер... Сайдшоу, пусть так, едва ли простила мужу уход к человеку, что когда-то разрушил их счастливую жизнь на Тоскане. А что это значит? Вендетта! Вендетта! Вендетта!
Я ловлю себя на том, что сам мурлычу это словечко под нос, пока Боб запирает ворота.
Вечер окутывает нас липким и теплым мраком. Изредка возникая в свете фонарей, отдаляются силуэты Барта и Роберта. Как-то раз я заглянул в их окно - Барт долго-долго орал на Боба, потом тот сгреб его в охапку, с поразительной для пятидесятилетнего сноровкой перепрыгнув обеденный стол и... я убежал, потирая глаза так, будто они кровоточили. В детстве я обожал смотреть на счастливые семьи и представлять себя их частью, но в этом бардаке я участвовать не хотел бы.
Я тоже тащусь домой. Дома ждут девочки - целых шесть штук, - пиво из морозилки, телевизор и плакат "Голосуй или проиграешь" с изящно причесанной Лизой на месте дырки в обоях. В какой-то другой реальности президент я, Лиза - жена Милсхауза, Барт сидит и Боб казнен.
Когда мои генетически идентичные женушки синхронно целуют меня в щеки, я вдруг думаю, что сейчас все, в общем-то, неплохо.