Посмотри, какой прекрасный мир получился после Регнарека! (с)
"Отплытие", G, АУ, джен. 727 слов.
Нереварин с семьей покидают Морровинд за пять минут до одного из самых страшных событий в его истории.
Как бы ни торопился сам Ирвик, как ни споро, легко и быстро собралась его новообретенная семья, покинуть Эбенгард быстро не получалось. Сам-то босмер, прибывший на Ввандерфелл на охапке гнилой соломы в подтопленном трюме имперского корабля, мог бы и обратно отправиться «четвертым классом»; привычного к дорожным тяготам пасынка – эшлендера Атиса – также можно было отправить хоть в ящике со скаттлом, но вряд ли стоило такого требовать от изнеженной заботливыми мужьями Фалуры или годовалого Релвина.
- Чем дольше живешь на одном месте, тем больше к нему прирастаешь, - ворчал пасынок. – Вещи – как эти… как по-вашему… кандалы, приковывают к земле и не дают двигаться.
Ворчал бы и дольше, но Ирвик властным шлепком отправил его помогать матушке паковать кастрюли. Выросший на легенде о новом Нереварине сын ашхана даже не пытался протестовать, хотя и заявлял десять минут назад, что возиться с утварью – исключительно женская забота. Это, пожалуй, была единственная ощутимая польза, что Ирвик извлекал из своего нового титула: в противном случае, он даже и представить не мог, как можно было бы контролировать сформировавшегося как личность, диковатого и, что греха таить, весьма избалованного подростка. Он и Ирвика не сразу признал; пришлось плюнуть на уговоры Фалуры и, вооружившись костяными валенвудскими луками, вытащить парня в пустоши на трехдневную традиционную босмерскую охоту. По возвращении Атис сожрал недельный запас скаттла и комуники да еще месяц не мог смотреть на мясо, но больше с «новым папочкой» не спорил.
Обычно с крыши их дома – вернее, дома, под крышей которого Ирвик снимал несколько комнат – было видно не только противоположный конец города да дивный аскадианский пейзаж, но и ближние вивекские кантоны; только не сейчас. Небо стремительно темнело; темно-серые квадратные башенки постепенно сливались с серым небом, а Квартал Чужеземцев пропал в пыльного цвета дымке. Собиралась буря – полчасика, не больше. Стоило рисковать головой, отдавать самовлюбленному пустыннику полюбившуюся с первого взгляда женщину (кто ж знал, что ее вернут с «процентами»), да и вообще – знакомиться с Крассиусом Курио, чтобы теперь во время обеденного перекура убеждаться, что, кажется, усилия пропали втуне? Ирвик выпустил в тускнеющее небо пару колечек дыма, да загасил трубку. Когда они переберутся в Сиродиил – самое ближнее в портовый Бравил, хотя Ирвик и подумывал о переезде куда-нибудь подальше в леса, в Бруму, например, или даже в Лейавин, лишь бы не на пустоши опять – вряд ли можно будет отправлять Атиса «на природу развеяться, маленький пустынник ведь зачахнет в городе», с тем, чтобы он наловил на обратном пути изысканно пахнущих муском личинок пепельного шалка. Придется экономить «босмерский табак», пока пасынок не освоится в новом климате. О том, что Атис быстрее него найдет, что можно съесть, а что - скурить, Ирвик даже не сомневался.
Ирвик бросил прощальный взгляд в ту сторону, откуда в ясную погоду можно было даже Баар Дау разглядеть, и спешно спустился в дом, задраив за собой люк на крышу – за миг до того, как разгулявшийся ветер швырнул в него первую горсть пепла.
… «Милость Кинарет» отходила от берега в полдень. Фалура хотела было поплакать о покинутой родине, но Атис с звенящей сталью в голосе велел ей отправляться в каюту.
- Не командуй моей женой… и твоей матерью, - строго сказал Ирвик. Атис виновато и весьма комично - за два года их знакомства он заметно вытянулся и теперь отчим ему был по плечо – склонил голову. Ирвик удовлетворенно кивнул и снова повернулся к берегу. Что-то внутри скручивало, как пружина, заставляя теперь его всем своим существом протестовать против отъезда; наверное, частичка души Неревара, воссоединившись было с покинутой родиной, рвалась назад, к Красной Горе и к родным могилам.
«Может, и не уезжать далеко», думал Ирвик. «Остановиться, например, в Альмалексии. В Мурнхолде. Дом Садри стоит заколоченный – заселиться и жить, прекрасное же место… Вон и Эно Хлаалу говорит, что не хотел бы терять со мной связь…»
Бух!
Поднявшаяся волна пыли прокатилась по берегу, по воде, тряхнула кораблик, сбивая с ног завопивших пассажиров, приложив взвизгнувшего Атиса о катушки канатов и чуть не вытряхнув Ирвика за борт. Моряки заметались по палубе, заставив их обоих прижаться к борту, чтобы не затоптали; в поднявшейся пыли, словно пепельная буря нагнала их и в море, их силуэты были размытыми, словно тени на непрозрачном неровном стекле. В Ирвика вцепились крепкие и костлявые ручки пасынка; босмер вслепую прижал его крепче к себе, слыша Атисов надсадный кашель и чувствуя сквозь слои одежды, как колотится – даже сильнее, чем у него самого – мальчишкино сердце.
Подчиняясь хриплому воплю капитана, не слишком похожему на команду, корабль полным ходом уходил в море. Ирвик про себя подумал, что, кажется, с Эно они уже не свяжутся.
Никогда.
Нереварин с семьей покидают Морровинд за пять минут до одного из самых страшных событий в его истории.
Как бы ни торопился сам Ирвик, как ни споро, легко и быстро собралась его новообретенная семья, покинуть Эбенгард быстро не получалось. Сам-то босмер, прибывший на Ввандерфелл на охапке гнилой соломы в подтопленном трюме имперского корабля, мог бы и обратно отправиться «четвертым классом»; привычного к дорожным тяготам пасынка – эшлендера Атиса – также можно было отправить хоть в ящике со скаттлом, но вряд ли стоило такого требовать от изнеженной заботливыми мужьями Фалуры или годовалого Релвина.
- Чем дольше живешь на одном месте, тем больше к нему прирастаешь, - ворчал пасынок. – Вещи – как эти… как по-вашему… кандалы, приковывают к земле и не дают двигаться.
Ворчал бы и дольше, но Ирвик властным шлепком отправил его помогать матушке паковать кастрюли. Выросший на легенде о новом Нереварине сын ашхана даже не пытался протестовать, хотя и заявлял десять минут назад, что возиться с утварью – исключительно женская забота. Это, пожалуй, была единственная ощутимая польза, что Ирвик извлекал из своего нового титула: в противном случае, он даже и представить не мог, как можно было бы контролировать сформировавшегося как личность, диковатого и, что греха таить, весьма избалованного подростка. Он и Ирвика не сразу признал; пришлось плюнуть на уговоры Фалуры и, вооружившись костяными валенвудскими луками, вытащить парня в пустоши на трехдневную традиционную босмерскую охоту. По возвращении Атис сожрал недельный запас скаттла и комуники да еще месяц не мог смотреть на мясо, но больше с «новым папочкой» не спорил.
Обычно с крыши их дома – вернее, дома, под крышей которого Ирвик снимал несколько комнат – было видно не только противоположный конец города да дивный аскадианский пейзаж, но и ближние вивекские кантоны; только не сейчас. Небо стремительно темнело; темно-серые квадратные башенки постепенно сливались с серым небом, а Квартал Чужеземцев пропал в пыльного цвета дымке. Собиралась буря – полчасика, не больше. Стоило рисковать головой, отдавать самовлюбленному пустыннику полюбившуюся с первого взгляда женщину (кто ж знал, что ее вернут с «процентами»), да и вообще – знакомиться с Крассиусом Курио, чтобы теперь во время обеденного перекура убеждаться, что, кажется, усилия пропали втуне? Ирвик выпустил в тускнеющее небо пару колечек дыма, да загасил трубку. Когда они переберутся в Сиродиил – самое ближнее в портовый Бравил, хотя Ирвик и подумывал о переезде куда-нибудь подальше в леса, в Бруму, например, или даже в Лейавин, лишь бы не на пустоши опять – вряд ли можно будет отправлять Атиса «на природу развеяться, маленький пустынник ведь зачахнет в городе», с тем, чтобы он наловил на обратном пути изысканно пахнущих муском личинок пепельного шалка. Придется экономить «босмерский табак», пока пасынок не освоится в новом климате. О том, что Атис быстрее него найдет, что можно съесть, а что - скурить, Ирвик даже не сомневался.
Ирвик бросил прощальный взгляд в ту сторону, откуда в ясную погоду можно было даже Баар Дау разглядеть, и спешно спустился в дом, задраив за собой люк на крышу – за миг до того, как разгулявшийся ветер швырнул в него первую горсть пепла.
… «Милость Кинарет» отходила от берега в полдень. Фалура хотела было поплакать о покинутой родине, но Атис с звенящей сталью в голосе велел ей отправляться в каюту.
- Не командуй моей женой… и твоей матерью, - строго сказал Ирвик. Атис виновато и весьма комично - за два года их знакомства он заметно вытянулся и теперь отчим ему был по плечо – склонил голову. Ирвик удовлетворенно кивнул и снова повернулся к берегу. Что-то внутри скручивало, как пружина, заставляя теперь его всем своим существом протестовать против отъезда; наверное, частичка души Неревара, воссоединившись было с покинутой родиной, рвалась назад, к Красной Горе и к родным могилам.
«Может, и не уезжать далеко», думал Ирвик. «Остановиться, например, в Альмалексии. В Мурнхолде. Дом Садри стоит заколоченный – заселиться и жить, прекрасное же место… Вон и Эно Хлаалу говорит, что не хотел бы терять со мной связь…»
Бух!
Поднявшаяся волна пыли прокатилась по берегу, по воде, тряхнула кораблик, сбивая с ног завопивших пассажиров, приложив взвизгнувшего Атиса о катушки канатов и чуть не вытряхнув Ирвика за борт. Моряки заметались по палубе, заставив их обоих прижаться к борту, чтобы не затоптали; в поднявшейся пыли, словно пепельная буря нагнала их и в море, их силуэты были размытыми, словно тени на непрозрачном неровном стекле. В Ирвика вцепились крепкие и костлявые ручки пасынка; босмер вслепую прижал его крепче к себе, слыша Атисов надсадный кашель и чувствуя сквозь слои одежды, как колотится – даже сильнее, чем у него самого – мальчишкино сердце.
Подчиняясь хриплому воплю капитана, не слишком похожему на команду, корабль полным ходом уходил в море. Ирвик про себя подумал, что, кажется, с Эно они уже не свяжутся.
Никогда.