Из-за леса, из-за гор клирик, воин, маг и вор...

[Nanicha]

Из разрушенного заповедника выбрались уже на рассвете. Тартеваль шагала впереди. Баск точно знал, что ее страшно шатает - крюк свиночеловека распорол дикарке бок, и только чудом не задел (а может, и задел, но это знала только бинтовавшая ее Озмонт) легкое. Но дикарка держалась, и всеми силами подбадривала остальных. Ее крик: "Смотрите на меня. Вы все выживете, ВСЕ, ясно!?" все еще стоял в ушах.
Они выжили.
Вот только...

 

запись создана: 26.06.2017 в 22:53

@темы: игрушки, Отыгрыш, темнейший ДнД

Comments

[Yary]

- А вдруг я хотел бы видеть тебя на своей свадьбе... э-э-э... в несколько ином качестве? - темные глаза сверлили Ватто внимательным взглядом. - Сможешь угадать, в каком?

[Nanicha]

Ватто все же попытался проглотить собственный язык.
- Неужели твоя невеста христианка и тебе позарез требуется пастор?

[Nanicha]

Смех Поншардона звучал несколько наигранно.
- Ты великолепен. Почти угадал. И-и-и... ты готов оказать мне эту услугу? Мы ведь... вроде как стали друзьями?

[Nanicha]

- К... конечно, - промямлил Ватто, окончательно теряясь и чувствуя себя неловко, как гимназистка в казарме. - Дружище.

[Nanicha]

- Ты настоящий друг, - маг прочувствованно хлопнул его по плечу. Вероятно, в этот момент уместно было бы прослезиться, но вместо того, чтобы пустить скупую мужскую слезу, Поншардон очень целомудренно приобнял Ватто за талию.
- Пойдем, - шепнул он заговорщицким тоном. - Покажу портрет моей будущей супруги.

[Nanicha]

Ватто уже ее ненавидел.
- Идём... идем.

[Yary]

Поншардон повел его на второй этаж, продолжая делиться с новообретенным другом милыми подробностями своего романа с некой Жозефиной, которой он собирался в ближайшем будущем сделать предложение. Подойдя к своей койке, маг вытащил из-под нее саквояж и, открыв его при помощи короткого заклинания, достал из его бездонных недр довольно изящный медальон. В нем оказался портрет миловидной девушки с темными кудрями.
- Ну, как она тебе? - он доверительно наклонился к храмовнику, внимательно глядя на него. - Хороша, не так ли?

[Nanicha]

"Чтоб у тебя рожалка выпала, милая Жози", подумал Ватто, но вслух сказал другое:
- Я думал, у арабов слабость к блондинкам... но она милая, дадада... слушай, я, наверное, пойду. Наследник наверняка пгонит жечь гнезда меня, надо хоть запастись.

[Yary]

Маг схватил его за руку и словно невзначай провел пальцами по запястью.
- Куда же ты? Мы же только начали разговор...
Его прикосновение противоречило всему, что он только что говорил - оно было почти нежным. Назвать его дружеским можно было лишь с большой натяжкой.

[Nanicha]

Ватто мысленно начал считать секунды до того, как его голова от прилившей крови взорвется, разбрасывая ошметки мозга и ленты блудливых мыслей. Он мягко перехватил запястье Поншардона, невольно огладив пальцем выступающую косточку сустава, и отцепил его от своей руки.
- Как всегда - молиться, поститься, выбивать дурь сам из себя... у нас, храмовников, крайне насыщенный досуг, - он криво улыбнулся и все же вырвался из плена Поншаровых рук, чтобы, скрывшись в своем закутке, с мучительным стоном вспомнить, что их кровати, вообще-то, отделяет лишь тонкий занавес.

[Yary]

Оставшись в одиночестве, маг хитро улыбнулся в усы. А потом быстро переоделся в обычный городской костюм и вышел из казармы.
Он направлялся в торговый квартал.

[Nanicha]

Если бы Поншардон не был так увлечен своим новорожденным планом, если бы Ватто не был столь погружен в тягостные мысли, они бы заметили друг друга хотя бы тогда, когда едва не столкнулись на рыночной площади - но Поншардон направился к палаткам, а Ватто - в храм, и, пока маг решал свои вопросы, Ватто, обнажившись по пояс и аккуратно сложив рядом власяницу, наносил по своей спине удар за ударом, тщетно надеясь, что со струящейся по спине кровью из него истечет и эта одержимость, и он перестанет, закрыв глаза, видеть хищный профиль и лукавый, умный взгляд, словно отпечатавшиеся на внутренней стороне век. Что идя в поход, он начнет волноваться за остальных товарищей не в меньшей степени, чем за безбашенно-отважного мага. Что он не будет ненавидеть кудрявую девушку с медальона лишь за то, что она есть.
...что ночью ему не начнут сниться сны из серии "а если бы я тогда не дернул цепь".

[Yary]

Между тем Поншардон отыскал нужную ему палатку и, войдя, ослепительно улыбнулся пожилому торговцу.
- Добрый день. А где Жози? Разве она сегодня не помогает вам?
- Сейчас я ее позову, господин Поншардон. Вы хотите купить что-то из бижутерии?
- Возможно, - туманно ответил маг.
Когда в дверях появилась очаровательная девушка с темными кудряшками, Поншардон склонился в легком полушутливом поклоне. Девушка просияла:
- Господин Поншардон! Вас так давно не было видно... хотите что-то купить?
- Покажи-ка мне свой лучший товар, милая Жози, - улыбнулся маг, и девушка увлекла его вглубь палатки. Там, бегло осмотрев разнокалиберные побрякушки с цветными камешками, Поншардон незаметно склонился к уху девушки.
- Скажи, Жози, мы ведь с тобой друзья?
Щеки девушки слегка порозовели:
- Конечно, господин Поншардон. Ваша дружба - честь для меня.
- А не могла бы ты оказать мне дружескую услугу?
Спустя несколько минут, узнав, какого рода услуга от нее требуется, Жози не просто порозовела, а покраснела, как свежесваренный рак.
Но, скромно опустив глаза, обещала подумать.
В казарму маг вернулся ближе к вечеру, уставший и слегка нетрезвый, но вполне довольный прошедшим днем. Улегшись на койку прямо в сапогах, он уставился в потолок и принялся насвистывать какую-то фривольную песенку.

[Nanicha]

Ватто вернулся лишь через несколько часов. Лицо его было непроницаемо, но по неестественно-прямой позе любой, кто в курсе, понял бы, что под простой курткой рубаха уже прилипла к спине, мокрая от крови. Ночь предстояла тяжкая; Ватто всеми силами отговаривал себя от того, чтобы, поджав хвост, броситься к Озмонт за лечебной мазью. Тартеваль, разумеется, принялась бы хихикать над его слабостью; надо сказать, насмешки ее только укрепляли его решимость. Возможно, дикарка того и добивалась? Она любила "идейных".
Бросив короткий взгляд на разделявшую их с Поншардоном койки занавесь, из-за которой слышалось (несколько натужно уже) веселое насвистывание, он вздохнул и просто рухнул поперек кровати, уронив на пол куртку. Кажется, именно этой песенки не хватало ему, чтобы как следует разозлиться - а вместе с этим и утихомирить себя.

[Yary]

Но его испытания на этом не закончились. Песенка неожиданно затихла и из-за занавески раздался голос Поншардона:
- Как день прошел? Плодотворно?

[Nanicha]

- Весьма, - в тон ему отозвался Ватто, отрывая голову от подушки. - Дай поспать, болтун.
Рубашка неприятно саднила спину, прилипая к ранам; пришлось вставать и медленно и мучительно стягивать ее, осторожно отлепляя от спины, где она уже успела присохнуть к сукровичной корке, и сдерживая судорожное шипение каждый раз, когда грубое полотно с почти осязаемым хрустом отрывалось от раны.

[Yary]

- У тебя все в порядке? - заботливо спросил Поншардон, высовываясь из-за занавески. Увидев израненную спину Ватто, он не сдержался и тихо охнул.
- Что ты с собой сотворил?

[Nanicha]

- Не поглядывай! - Ватто мигом задернул занавеску, и добавил уже спокойнее. - Иногда простых молитв к Свету... недостаточно.

[Yary]

Но Поншардон решительно рванул занавеску обратно.
- Ну уж нет, погоди. У тебя не спина, а сплошная рана. Это... нездорово, ты хоть сам понимаешь?
Он осторожно приблизился, а в руках у него, словно по волшебству, появилась какая-то склянка.
- Это заживляющая мазь. Снимет боль и ты сможешь заснуть.

[Nanicha]

Ватто снова перехватил Поншардона за руки, мягко выталкивая его обратно за занавесь.
- Не учи монаха плоть умерщвлять.
Он почти почуял легкий запах сандала из от Поншардонова тюрбана - и его в кои-то веки не бросило от этого в жар. Брат Монтегю прав, хорошая порка меняет людей. Лишь раны на спине заныли с новой силой.

[Yary]

Руки мага опустились, и весь он как-то ссутулился, словно стал меньше ростом. Его глаза, обычно живые и яркие, превратились в тусклые карие ледышки.
- Ну, как знаешь.
Он повернулся - скованным, деревянным движением - и молча вернулся на свою койку.

[Nanicha]

От его вида Ватто кольнула совесть - но он подавил ее угрызения. Поншардон флагеллантской философии не принимает - его право; объясняться не было ни желания, ни сил.
Храмовник задернул занавесь и снова плюхнулся на кровать. Внутри вяло, как подгорелая каша, булькала злость.

[Yary]

Заснуть Поншардон не мог. На него накатила старая, как мир, тоска, от которой он бежал уже много лет и которая в конце концов и привела его в этот жутковатый город - не то в поисках приключений, не то в попытке забвения. Ему хотелось бросить все и снова бежать - оказаться среди других людей, в незнакомом месте, и в который раз начать все с чистого листа. Мысленно он одергивал себя, злился на собственную импульсивность, но помогало мало. Он долго и беспокойно ворочался на койке и заснул лишь под утро, так и не приняв решения.

[Nanicha]

Когда тяжкий и липкий сон наконец отпустил его голову, Ватто уже понял, что проспал и заутреню, и скудный завтрак, и все, что только мог. С трудом поднявшись - каждое движение отдавалось жгучей болью - он подумал, что с умерщвлением плоти он все же перестарался.
- А все потому, что не надо с первого раза лупцеваться до кровавых соплей!
Храмовник едва не подскочил от неожиданности. На пороге его "каморки", чуть безумно скалясь из-под грубого капюшона, стоял флагеллант Монтегю.
- Неужели тебя дурно учили в твоей бурсе, паладин? - он шагнул, не дожидаясь приглашения, и сел рядом с Ватто на постель. - "Не щадите себя, но и н е у с е р д с т в у й т е". А ты как до бабы, до плетки добрался... - за полог просунулся любопытный клюв доктора Озмонт, и флагеллант замолк, прижимая пальцы ко рту. Ватто жестом попросил Озмонт уйти, клюв качнулся и исчез. Интересно, как она вообще нас видела через полог, подумал Ватто. Клюв же мешал.
- Ушла? Итак, я продолжаю. Не бери пока шипастую плетку, паладин. Обойдись той, что дают в этом... м о н а с т ы р е. Экзальтации с нахрапа не достигнешь, только шкуру снимешь почём зря.
- Это и была храмовая.
Монтегю присвистнул и приподнял капюшон.
- Это что же за грехи, сынок, ты замаливаешь?

[Yary]

Краем уха уловив обрывок их разговора и тут же вспомнив израненную спину Ватто, Поншардон болезненно поморщился. Впрочем, он быстро вернул самообладание - по крайней мере, внешнее - и начал забрасывать вещи в саквояж. Он нервничал и производил гораздо больше шума, чем требовалось.

[Nanicha]

Ватто услышал возню, и, почти вытолкав Монтегю из-за занавеси (так себе анонимность, ну да что уж там), и рывком отдернул полог, отделявший его кровать от кровати Поншардона.
- Сбегаешь? - он ухмыльнулся. Криво так, потому что в запале умудрился заехать плеткой по своей щеке, и теперь там разливался пиратский синяк. - Невесту-то прихватишь с собой, или покинешь ее, соблазненную, здесь?

[Yary]

Секунду Поншардон смотрел на него, как ошпаренный, а потом вдруг расхохотался. Он смеялся, цепляясь пальцами за стену, судорожно хватая ртом воздух, и никак не мог остановиться. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - это самая обыкновенная истерика.
- Не..невесту? - задыхаясь, выдавил маг. - О да, я бы с удовольствием ее увез. Только соблазнить я ее не успел, вот незадача. Полагаю, ты доволен, храмовник.

[Nanicha]

Храмовник в ответ только рассмеялся, и сложно было сказать, чего в его смехе было больше - облегчения или злости.
- Вот негодяй, покинул, не соблазнив!

[Nanicha]

Храмовник в ответ только рассмеялся, и сложно было сказать, чего в его смехе было больше - облегчения или злости.
- Вот негодяй, покинул, не соблазнив!
- Да тебе не угодишь! - смех мага перешел во что-то, напоминавшее рык. - Хочешь, чтобы соблазнил? Ну, тогда расскажи, как? Потому что моя - к слову, довольно богатая - фантазия здесь бессильна.
Ватто фыркнул, примирительно поднимая руки.
- Туше. За "соблазнить" - это к Озмонт, на ее клюве вечно какая-то деваха висит, а я лишь скромный монах и далек от земных... радостей.

[Yary]

Поншардон икнул, поперхнувшись очередным нездоровым смешком - на полноценную истерику сил у него уже не осталось.
- Вот именно, - пробормотал он, - в этом и проблема.
Он прислонился к стене и прикрыл глаза рукой, словно пытаясь отгородиться от слишком яркого света.
- Скажи, храмовник, ты правда не понимаешь или издеваешься?