Посмотри, какой прекрасный мир получился после Регнарека! (с)
Из разрушенного заповедника выбрались уже на рассвете. Тартеваль шагала впереди. Баск точно знал, что ее страшно шатает - крюк свиночеловека распорол дикарке бок, и только чудом не задел (а может, и задел, но это знала только бинтовавшая ее Озмонт) легкое. Но дикарка держалась, и всеми силами подбадривала остальных. Ее крик: "Смотрите на меня. Вы все выживете, ВСЕ, ясно!?" все еще стоял в ушах.
Они выжили.
Вот только...
![изображение](https://hydra-media.cursecdn.com/darkestdungeon.gamepedia.com/thumb/9/93/Abbey.png/300px-Abbey.png?version=9e67e42d837922dcfa0a5838846abfb8)
Они выжили.
Вот только...
![изображение](https://hydra-media.cursecdn.com/darkestdungeon.gamepedia.com/thumb/9/93/Abbey.png/300px-Abbey.png?version=9e67e42d837922dcfa0a5838846abfb8)
- Просто помогает доктору почиститься, - наконец, сообщиал Тартеваль. - Поверни ведро туда, куда идешь, и смотри под ноги.
Им навстречу вышагивала изба. Обыкновенная изба с соломенной крышей и крохотными окошками, снабженная парой длинных ног, весьма смахивавших... на куриные? Нет, скорее, на страусиные, отрешенно подумал Поншардон, машинально прижимая к груди череп. Щупальца, которые снова полезли из глазниц, обнимали мага, как родного. С перепугу, наверное. Да, нечисть тоже иногда пугается.
- Давайте... просто ее обойдем? - предположил он. Домик покачивался на своих курино-страусиных ножках, и, казалось, темные провалы окон следят за ними, как ввалившиеся глаза умирающего. Скрипнула дверь, и послышалось прескверное хихиканье - из распахнувшейся двери сначала выкатился котел - огромный, в человеческий рост, грохнув чугунными боками, и расплескав вокруг себя кипящее пеной, вонючее варево, и под ним тут же зажегся зеленоватый магический огонь. Дверь снова скрипнула .
Больше всего это напоминало кузнечика. Кузнечика с человеческой - ну, или почти человеческой - взлохмаченной головой, тусклыми и злыми глазами, большим кривозубым ртом. Пятипалые кисти неестественно длинных рук вцепились мертвой хваткой в косяки входной двери, с усилием вытягивая на свет Божий раздутое тело с распухлым животом и длинными, мерно качающимися грудями, замотанное кое-как в тряпки, некогда бывшие женским платьем. Ног Ватто увидеть не успел: мимо него с демоническим воплем пронеслась Тартеваль, размахивая бердышом, как взбесившаяся мельница; описав восхитительно ловкую восьмерку, она нацелила острие прямо в раздутое брюхо чудовища; но ведьма (кем это еще могло быть?) небрежно перехватила бердыш за древко, так, что не успевшая разжать руки дикарка повисла на нем на мгновение, как флажок - и плюхнулась прямо в котел. От визга дикарки заложило уши.
- Ты цела? - оккультист окинул ее цепким взглядом и, убедившись, что дикарка пострадала не критично, обернулся к ведьме. Та высунулась из избушки и, размахивая руками, заверещала. Пламя, полыхавшее под котлом, кинулось на незваных гостей.
- Озмонт..!
- З н а ю! - над головой пролетели, как метеоры, два туго набитых мешочка: доктор метнула в ведьму свои фирменные "чумные бомбы". Мешочки разорвались у подножия избушки, забрызгав визжащую ведьму чем-то едким.
Весь дальнейший бой в памяти Ватто слился в один визжаще-вонючий кадр: котел, явно сделанный из демонического чугуна, разбить не удалось, обогнуть его - тоже: раскаленная громада, словно наделенная собственной волей, вырастала перед ним, опаляя жаром, и от оседающего пара по нагруднику и забралу катились едкие капли; поэтому все, что мог храмовник - по возможности отражать магические атаки и бить ведьму по неестественно вытягивающимся рукам, когда та пыталась схватить кого-то, чтобы снова забросить в котел. Следующей снова была Тартеваль, но та, наученная горьким опытом, умудрилась упереться в дно котла своим бердышом, и выпрыгнула, едва коснувшись поверхности варева. Озмонт проскочила под самой рукой колдуньи, и, хохоча как одержимая, метнула в ведьму скальпель - и попала, прямо в глаз. Магни обзавидовалась бы, отстраненно подумал Ватто...
...и едва успел увидеть, как Поншардон, ловко схваченный за шиворот, плюхается в котел, прижимая, как родной, к груди свой гримуар.
Ватто растерянно поднял голову. Над ними возвышалась Озмонт с ведром в руках.
- К о л о д е ц, - не разжимая губ, скомандовала она. В бою ведьма умудрилась сломать нос ее маске, и докторша отбросила ее в сторону, показав, наконец, общественности забавно похоже на эту маску лицо - узкое, с крупным и длинным носом и круглыми, очень спокойными глазами бледно-зеленого оттенка. - Ж и в о.
Тартеваль за их спинами вопила взбешенной кошкой, тыкая ведьму бердышом - та ничего не могла сделать на таком расстоянии, дикарка просто не давала ей сотворить заклинание, к тому же успела перерубить ей одну руку так, что та повисла бесполезной, изломанной плетью, и все, на что хватало сил лесного чудища - это пытаться отпихнуть дикарку, бесполезно скрипя по кожаному нагруднику когтями.
Озмонт ничего не говорила, и лицо ее оставалось столь же бесстрастным, сколь потерянная в бою маска. Чувствительно ткнув его в наплечник, она жестом указала положить Поншара на землю и поднять из колодца наполненное ведро, а когда храмовник последовал ее приказу - наклонилась над магом и очень ловко принялась срезать с него напитанную водой одежду. Когда Ватто с полным ведром обернулся к ним, Поншар лежал обнаженный на ее плаще (О ч е н ь м я г к а я п о д к л а д к а , н е р а з д р а ж а е т о ж о г и), одежда, гримуар и череп были отброшены в сторону и валялись неаккуратной кучкой, а Озмонт прижимала ко рту мага что-то, похожее на ручные меха, которыми в лечебнице доктора заставляли дышать тех, кто неожиданно переставал сам.
- Л е й , - приказала Озмонт. - И н а б е р и е щ е.
- Вы меня утопить решили?
Озмонт выдохнула с облегчением.
- Ну, раз шутишь - жить будешь.
- Прости, - Ватто был счастлив, что его широченную глупую лыбу скрывает шлем-ведро. - Ты не сказала прекратить.
Тартеваль за их спинами все-таки отчекрыжила ведьмину голову, и совершенно не интересовалась, чем там заняты ее соратники: она отплясывала к кровавых лужах, выделывая коленца и воздев к небу руки; в одной болталась схваченная за волосы голова, в другой - обломок перекушенного ведьмой древка.
- Значит, теперь говорю. Лучше помоги мне мазь наложить.
Она порылась в соей походной сумке и достала подозрительную на вид склянку; когда она ее открыла, в нос Поншардону ударила резкая вонь.
- О нет, только не это, - простонал он, морщась.
- Ну хоть кто-то доволен.
Если честно, он не знал, что теперь делать. Маг, разумеется, выглядел скверно: все тело красное, и во многих местах кожа просто слезла. Ватто знал, такие ожоги просто так не залечишь, но не знал, как поступить, и поэтому, не услышав от Озмонт никаких указаний, отошел к Тартеваль, которая, выкрикнув очередное хвастливое оскорбление в адрес будущих и прошлых противников равнодушному небу, теперь оттаскивала ведьмину тушу от порога избушки. Увидев голого Поншардона, она на миг опешила - и тут же рванула к Озмонт, явно полная каких-то своих, диковатых идей. Ватто же, не без усилий, вскарабкался на крыльцо избушки и ввалился вовнутрь.
Увидеть он ожидал что угодно, только не... почти нормальный дом. Печка была аккуратно побелена, стол выскоблен почти до белизны и покрыт залатанной, но чистой скатертью, без единого пятнышка некрашеные полы и аккуратно расставленная по полкам посуда. Даже нечестивые идолы по стенам и принесенная в жертву курица на алтаре были чистенькими и аккуратными. Единственным элементом бардака было в "паутинку" разбитое и кое-как завешенное зеркало: очевидно, некогда красивая женщина, о которой писал в своих дневниках Предок, без энтузиазма среагировала на то, что в итоге отразилось в этом зеркале после ее экспериментов.
Неожиданно пол под ногами Ватто тряхнуло так, что он повалился с ног. Как ни странно, посуда и мебель остались на своих местах; храмовник мельком даже успел порадоваться, что чары ведьмы продолжали действовать, иначе бы его прибило дубовой столешницей. Оказалось, у остановившейся избушки подкосились ноги, и та плюхнулась на фундамент, не развалившись, наверное, исключительно благодаря чарам.
Когда Озмонт закончила, он снова был в полубессознательном состоянии.
- Хорошо внутри, - Ватто выбрался - дверь была низковата, пришлось наклониться - наружу. - Предлагаешь остановиться пока здесь? Озмонт останется с Поншаром, а мы...
- Извини, - сказал он коротко полубессознательному магу, чувствуя тягостную вину за то, что не успел отвести руку колдуньи, за мучения Поншардона. Осторожно занес его в полутемную комнату и опустил на чистую, словно ей и не пользовались никогда (может, так и было? Для той твари она уже явно маловата, хотя и очень просторная) постель. Следом заглянула Озмонт. Осмотрела комнату, поворошила золу в камине. Выставила на стол несколько склянок и пакет с порошком, строго-настрого приказав поить мага каждые два часа, и даже на бумажке расписала чем, и, когда тот захочет "пипи", не тащить его до кустов, а помочь с ночным горшком. Ватто нервно кивал.
- И следи за дыханием. Он может впасть в шок, хотя я и дала ему обезболивающее. Вот, это противошоковое, просто открой склянку, она сама задымит, дай ему вдохнуть, - у Ватто начала голова идти кругом, а Тартеваль, треснув кулаком в косяк, зашипела, что Озмонт при таком раскладе стоило бы самой остаться с колдуном. Та сверкнула глазами, но ничего не ответила.
Едва она вышла, Поншардон приоткрыл глаза. Теперь он смотрел прямо на Ватто, и взгляд его был каким-то удивленно-вопросительным. Словно он уже начинал бредить и не совсем осознавал, что происходит.
В воде для питья Озмонт велела растворить специальный порошок, чтобы, как она сказала, у мага не началась горячка. Пахло не очень, но на вкус терпимо. Ватто перелил полученный раствор в заварник - из похожего, он видел, в лазарете поили лежачих - и, вернувшись к постели Поншара, попытался бережно приподнять его голову.
- Я ужасно выгляжу, да? - неожиданно спросил он, не открывая глаз. У него начиналась лихорадка - лицо горело румянцем, придававшим бронзовой коже более насыщенный оттенок.
...не склянка.
Шприц.
Уколы Ватто делать не умел, а надпись "в/м" (внутримышечно. В попу. О Пламя.) и вовсе наводила ужас.
- Что ты там делаешь? Убери эту штуку. Мне уже лучше.
Он попробовал отодвинуться на край кровати и снова застонал.
Какая жалость, что Тартеваль ушла вместе с докторшей. Она бы просто поймала Поншара за горло и воткнула шприц. Ватто горько вздохнул, садясь на краешек кровати, стараясь не задеть ошпаренный бок, осторожно коснулся его лба - горячий.
Прикосновение ко лбу прохладной ладони действительно принесло некоторое облегчение. Поншардон даже попытался улыбнуться.
- Да не переживай, мы, маги, народ живучий, - неловко пошутил он, краем глаза глядя на храмовника.
Поншар был ужасно бледный, несмотря на жар, только на впалых щеках горели алые пятна. Усы топорщились неопрятной щеткой, а коротко стриженная голова, лишившись неизменного тюрбана, казалась ужасно маленькой, как у ребенка. Подумав, Ватто послюнил пальцы и аккуратно поправил кончики усов, закладывая их колечком, как должно быть. Забавно, что маг не возражал.
- Знаешь, в излечении ожогов, если честно, я еще не практиковался, - неожиданно признался он, вдруг перехватив запястье храмовника левой, не пострадавшей рукой. Ладонь его тоже пылала. - Я бы мог попробовать, наверное... но я не уверен.
Его пальцы слегка сжали руку Ватто.
- Тогда, пожалуй, не стоит, - сказал он тихо. - Попробуем обойтись микстурками Озмонт.
Остаток вечера ушел на уговоры мага выпить хотя бы ложку оставленных Озмонт микстуры, обработку повязок (Поншардон сопротивлялся, как мог, а Ватто разрывался между смущением, жалостью, и странным чувством, которое обожженное тело товарища вызывать ну никак не должно), попытками сварить подобие ужина из того, что осталось, накормить мага с ложки, потому что есть сам он не очень-то мог - и, наконец, когда над лесом сгустилась нормальная ночная тьма, Ватто перепроверил засовы на двери и ставнях и сел рядом с постелью на скрипучее кресло-качалку, поставив повыше светильник, чтобы его тусклое сияние достигало всех углов. Из кармана был извлечен томик Святого Писания, и храмовник уткнулся в него носом, думая, квалифицировать ли сегодняшнее держание с Поншардоном за ручки как грех, или пока не стоит.
- Что за черт? Где я?